В понедельник у Карины произошло столкновение с Бурцевой. Та пригласила ее в кабинет и принялась отчитывать за неявку на педсовет.
– У меня была уважительная причина, – твердо сказала она.
– Какая? – Завуч смерила ее пронзительным взглядом. – Вы что, плохо себя чувствовали?
– Напротив, – Карина невозмутимо улыбнулась, – хорошо. Я слушала замечательный концерт в БЗК. Играли Чайковского, и это было изумительно.
– И это ваша причина? – поджала губы Бурцева.
– Да. Разве она не кажется вам убедительной?
– Нисколько. – Завуч вынула из папки чистый лист бумаги. – Пишите объяснительную на имя директора. Нам всем хочется послушать концерты, но это не означает, что можно пропускать служебные мероприятия.
– По-моему, для музыкантов главным мероприятием всегда остается музыка, – пожала плечами Карина, доставая ручку.
– Это по-вашему, – отрезала завучиха.
Объяснительную Карина написала, положила ее на стол и пошла работать, ничуть не раскаиваясь в своем поступке.
Вечером, едва она вернулась домой, в дверь позвонили. Это, конечно, оказалась Леля, и Карина вдруг поняла, что весь день подсознательно ждала ее прихода.
У Олега была вечерняя репетиция, и Леля напросилась в гости. Они с Кариной приготовили себе легкий ужин, болтая, уничтожили его и сели смотреть телевизор.
Рядом с Лелей весь вечер Карина ощущала давно забытый уют. Как это, оказывается, прекрасно, когда за ужином можно с кем-то разговаривать и к ночи от постоянного молчания не садятся связки, можно вот так, вместе, мыть посуду и смеяться над любым пустяком!
С тех пор как умерла мама, все эти незаметные на первый взгляд мелочи ушли из ее жизни, и только сейчас она поняла, как многого была лишена долгие годы.
Словно прочитав Каринины мысли, Леля удобнее устроилась на диване перед телевизором и, вытянув на пуфике красивые ноги, сказала:
– Ты не поверишь, сколько раз я мечтала, чтоб у меня была старшая сестра. Чтоб мы вот так сидели вместе долгими вечерами и говорили обо всем.
– А ты была одна? – спросила Карина.
– Нет, – со смехом ответила Леля, – конечно же, нет. Но вместо любимой сестры у меня было три противных младших брата. Ты знаешь, что это такое – трое мерзких, озорных, нахальных мальчишек? Нет, ты этого не знаешь, и слава богу! – Леля пнула пуфик. – Вечно раскуроченная губная помада, склеенные новые колготки, подло подслушанные телефонные разговоры. Лучше об этом не вспоминать!
– А мама? – спросила Карина. – Вы с ней не дружили?
– А, мама! – махнула рукой Леля. – Ей было вечно некогда. У нее ведь отчим – единственный свет в окошке. Ну их! И говорить не хочется. Из-за них я с пятнадцати лет по интернатам и общагам мотаюсь. – Леля задумалась и замолчала, покачивая пуфик ногой.
– Он приставал к тебе? – догадалась Карина.
– Ага, – кивнула та. – Я ведь в интернате жила, когда в балетном училась. Приехала на каникулы – как раз мне пятнадцать исполнилось. А мать в больнице лежит с нашим младшим – то ли ангина, то ли скарлатина – не помню. Ну он и полез. Красивый мужчина, ничего не скажешь, военный. Мать как кошка в него влюблена была. И сейчас так. А я его, знаешь, по морде тапочкой огрела – честно, честно! Не веришь? – Леля весело захохотала. – Прямо тапочкой по усам – у него черные, шикарные, как у Никиты Михалкова.
– А он? – тоже смеясь, спросила Карина.
– А он – ничего. Смутился и в ванной заперся. Я – к матери в больницу. Не буду с вами жить, говорю. Уеду обратно в интернат.
– И что?
– Уехала. Хоть каникулы только начались.
– И она тебя не остановила? – удивилась Карина.
– Даже не спросила, почему я уезжаю. Хочешь – пожалуйста. И весь разговор. Вот с тех пор я дома только наездами бываю. В общаге, у подруги, с Олегом познакомилась. Слушай, – Леля выпрямилась на диване и нагнулась к Карине, – тебе Олежка нравится?
– Как это? – не поняла та.
– Ну так. Обыкновенно. Как мужик? Он всем нравится – знаешь, как в общаге к нему девки клеились? Жуть. Рады были бы, стервы несчастные! – Леля мстительно и торжествующе сверкнула глазами.
Карину покоробило от ее тона, точно Леля повернулась к ней другим боком и оказалась в этом ракурсе косая, кривая и с крючковатым носом. Перед Кариной сидела ушлая, видавшая виды общежитская девчонка, привыкшая каждый день бороться за существование и готовая уничтожить конкуренток любой ценой.
Леля вопросительно глядела на нее, ожидая ответа.
– Как тебе сказать, Лелечка, – мягко начала Карина. – Это ведь сложно, избирательно. Нравиться может внешность, а человек при этом – нет. И наоборот. Понимаешь?
– Неа, – искренне удивилась Леля. – Неужели тебе Олежка совсем не нравится? Нисколечко?
– Да, Леля же! – рассердилась Карина. – Прекрати! Я не знаю даже, что тебе ответить: скажешь «да» – ты обидишься и станешь ревновать, «нет» – тоже плохо, расстроишься, что не оценила твой великолепный выбор. Так что, извини, я промолчу.
– Хорошо, – согласилась Леля и добавила с тихим вздохом: – Ты прости, если я говорю глупости. Это у меня с детства – ногами бог не обидел, а вот умом обделил. Может, мы и ссоримся из-за этого с Олежкой?
Она погрустнела и вновь принялась раскачивать пуфик.
Карине стало жаль ее, особенно теперь, когда Леля рассказала историю своего детства и юности. Что ж удивительного, если у нее нет хороших манер и блестящего интеллекта? Только, наверное, Олегу с ней трудновато общаться. С его-то цитатами из философов и прочими наворотами!
«Впрочем, – решила Карина, – для счастливой семейной жизни красоты, живости и страсти вполне должно хватать, а этих качеств у нее в избытке».
Они еще долго сидели в этот вечер. Леля больше говорила, Карина – слушала, и каждой нравилось именно то, что он делает. Около десяти часов вернулся Олег, уставший и немногословный, и увел Лелю домой.